Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов] [только текст]
Не стреляют!
Убежал?
Обернуться?
Нет, сзади топот!
Скорей, скорей!
Но я не умру! Я не могу умереть! Я нужен революции!
Сзади оглушительно грохотнуло. Бегущему обожгло ухо.
Зигзагом! Нужно зигзагом!
Он несся вниз через две ступеньки, стараясь прыгать то левее, то правее.
Человек давно перестал верить в бога и ненавидел всё, связанное с религией, но сейчас, как в раннем детстве, молился:
Боже, спаси! Спаси!
Следующего выстрела он не услышал. Просто толкнуло в спину, и показалось, будто взлетаешь над лестницей, над склоном, над рекой Леман, над городскими огнями.
Лысому капут!Бог — он за правду. Поотстав от шустрого вождя, вхолостую потратив предпоследний патрон, уже ни на что почти не надеясь, Иван Варламович остановился, прижался боком к перилам, взялся, как это делал Люпус — левой рукой за локоть правой, пробормотал «Выручай, Господи».
И выручил.
Беглец, обогнавший Ивана Варламовича на целых три пролета, растопырил руки, будто хотел нырнуть или взлететь, упал брюхом, заскользил вниз по ступенькам.
Мимо, чуть не сбив с ног, пронесся Николай Константинович. Справился, наконец, с заклинившим затвором. Обидно было юноше, что не он врага отечества свалил. Но Люпус свое местечко в истории все-таки застолбил: с разбегу, беспромашно, всадил в лежащего еще несколько пуль, а приблизившись, для верности впечатал еще одну, прямо в затылок.
Обернулся, торжествующе крикнул:
— Всё! Лысому капут!
Пыхтя и утирая пот, Иван Варламович подошел.
— А проверить не мешает. Гады — они живучие.
Взял тяжелое тело за плечи, перевернул на спину.
Было темно, до ближайшего фонаря шагов тридцать, а всё ж свету хватило, чтоб опознать покойника.
Лысый-то он был лысый, да не тот.
— Это же Людвиг Зонн, — пробормотал Люпус. — Ничего не понимаю… Откуда? Почему?
— Чего тут понимать? Обдурил нас немец. Переиграл.
Наверху, где остались автомобили, залился свисток — полиция. Надо было уносить ноги.
ПЕРЕИГРАЛ
— …Пойду-ка я прогуляюсь, — молвил Иван Варламович. — Может, услышу что полезное.
Из автомобиля он вылез с другой стороны, чтоб из переулка не увидели. Прогулочной походочкой, этаким ленивым бюргером, двинулся по переулку, мимо беседующих мужчин. Только те уже прощались.
Джинн, не подав Теофельсу руки и даже не кивнув, зашагал в сторону дальнего перекрестка. Немец же скрылся в подъезде.
Пожилой горожанин еще немножко прошелся переулком. Потом, видно что-то вспомнив, повернул обратно. За углом его, оказывается, ждал автомобиль.
Дверь подъезда, до сего момента чуть приотворенная, тихонько закрылась.
Минуту спустя— За нами следят, — сказал Зепп, пройдя в спальню. — Где мои носки? Ноги замерзли.
Волжанка подошла к окну, выглянула.
— Вы уверены? Никого нет.
— Мне второй раз встретился один и тот же субъект. Вчера кормил голубей. Сегодня терся рядом. Его ждала машина.
Он говорил отрывисто, потому что размышлял.
— Вы сможете жить с постоянно открытой форточкой?
— Могу, а что? — удивилась она.
— Вот и живите. Закроете только в одном случае: если вас возьмут в обработку. Я увижу и пойму.
8 апреля. Там жеСивоусый барбос продолжал запугивать Антонину:
— … Мало того что обоих на месте положу, но и сынишка твой жить не будет. Люпус — мужчина обидчивый. Так что? Десять минут всего остается. Решай.
Она вся дрожала — и нисколько не прикидывалась.
— Всё сделаю… Как холодно… Форточку закрою.
А вдруг скажет: нельзя?
Не скажет. Очень уж обрадовался, что она согласна.
Кроме того, Кожухов на этот случай велел при рукопожатии царапнуть ногтем его ладонь.
Всё предусмотрел.
9 апреля. Утро— Товарищ Людвиг, вы только надвиньте шляпу пониже на глаза, поднимите воротник и садитесь в машину как можно быстрей, — инструктировал Грач. — Пусть агенты Охранки едут за вами в полной уверенности, что следят за Стариком. Покрутите их по городу с полчаса, чтобы поезд благополучно уехал. А потом выезжайте на шоссе и гоните до границы. Мотор у вас мощный — они на «паккарде» отстанут, да и поезд вы без труда догоните.
Зонн был горд ответственным заданием, только немного беспокоился из-за русской неорганизованности.
— Я доверяю вам мой пагаш, товарищ Крач. Пошалуйста, не теряйте его. Там литература и теплые вещи для русского климата. И еще я хочу спросить. Вдруг с авто что-то случилось, и я не успел на краница?
— Дождемся. Старик это твердо сказал, — пообещал Грач и подмигнул. — Без своего любимого котелка он не уедет. У Старика только два головных убора: котелок и кепка. Не в старой же кепке он явится народу? Это было бы несолидно.
— Я буду беречь шляпу, как корону, — засмеялся Зонн, довольный, что понял шутку.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
За сутки Антонина возненавидела этого молчаливого типа. Он не отходил от нее ни на шаг. Ночь просидел в кресле около кровати, не спал. Она тоже не смогла уснуть, чувствуя его взгляд.
Глаза свинцовые, страшные. Откуда их только в Охранке таких брали? Даже в уборную ни разу не отлучился. И ел только один раз. Ночью, она слышала, пошуршал свертком, пожевал что-то принесенное с собой.
Карл сначала пробовал с ним разговаривать, он ведь мальчик общительный. Но гадкий шпик только прижал палец к губам.
— Дядя глухонемой, — сказала Антонина. — Оставь его. Он будет с нами до завтра, проводит нас на поезд.
У нее не было возможности остаться с сыном наедине, хоть как-то всё это объяснить. Но Карл, кажется, понял. Слово «дядя» было не из маминого лексикона.
— Чего мы ждем? — спросила она. — Уже без четверти восемь. Вокзал близко, но ведь у нас чемодан!
Шпик стоял у окна, смотрел в сторону холма, на вершине которого находилась Кульманштрассе.
Вдруг, впервые за сутки, разверз уста:
— Поезд в восемь не уедет. А если уедет, значит, вы нас обманули…
Карл вытаращил глаза на него, потом на мать. Не глухонемой?!
Сзади скрипнула половица.
На перронеПоезд, стоявший на самом дальнем пути, близ пакгаузов, был странный: паровоз и один-единственный спальный вагон.
Пассажиры уже погрузились и разместились по купе. Курящие вышли на перрон. Все были немного на взводе: до сих пор не было Старика.
— Без двух минут, — сказал Малышев. — Где же он?
Рубанов выплюнул табачную крошку.
— Подождут. Не переживай, Малыш. Без Старика не уедем.
Около паровоза стояли двое немцев с военной выправкой, но в цивильных пальто и шляпах. Сопровождающие. Один щелкнул крышкой часов, что-то недовольно сказал. Вероятно, обругал русскую необязательность.
Малышев поднес ладонь к глазам.
— Кто-то идет! Старик с охраной?
Нет, шли трое: мужчина, женщина, ребенок.
— Нина! — крикнул Малышев. — Ты что так задержалась?
— Это я виноват. — За Волжанку ответил Грач. В руке он нес чемодан. — Обещал за ними заехать, да немножко припозднился.
— Разве не вы должны были доставить Старика? — спросил Рубанов.
— Нет. За него отвечает товарищ из Выборга.
Часы на церкви Святого Петра затренькали, готовясь отбить восемь ударов.
В эту самую секунду между пакгаузов показались две быстро идущие фигуры.
— Вот они, — спокойно констатировал Грач. — Товарищ Кожухов пунктуален, как германец. Садимся, садимся.
Малышев слегка щелкнул Карла по лбу, они были друзья. Но мальчик выглядел каким-то не таким. Не отрываясь смотрел на Грача — со страхом.
— Малышев, вы видели, как убивают? — спросил он шепотом.
Мать дернула его за руку:
— Марш в вагон, живо!
Старик кивнул товарищам. Он со своими никогда не здоровался, не любил пустого сотрясания воздуха. И рук не жал.
Легко взбежал по ступенькам.
Обернулся к сопровождающему.
— Вы больше не нужны. Отпгавляйтесь к вашим.
Тон был повелительный, не допускающий возражений. А по дороге на вокзал беспрекословно выполнял все инструкции, ни в чем не перечил.
Пораженный внезапной переменой, Теофельс смотрел на азиатское лицо Лысого. Узкие глаза насмешливо блеснули, под рыжеватым усом дернулся край рта.
— Пгощайте, майог фон Теофельс. Вас ведь Йозефом зовут? Йозеф — это Зепп, пгавильно? Что ж. Зепп сделал свое дело, Зепп может уходить.
ФИЛЬМА ДЕСЯТАЯ
БАТАЛІОНЪ АНГЕЛОВЪ
Апокалиптическое
ОПЕРАТОРЪ Г-НЪ П. САКУРОВЪ
Демонстрация сопровождается грустными пЂснями сочиненія тапёра г-на Б. АКУНИНА.